Запомнился из детства мужичок, который, приняв на грудь и сидя возле подъезда на скамеечке, травил нам, ребятне, про войну. То он был летчиком, то — пулеметчиком, горел в танке и, по его словам, водружал флаг на Рейхстаг. В подтверждение своих слов он выставлял напоказ пустой рукав пиджака летом или пальто зимой.
Ребятишки жадно внимали рассказчику, слушая о его эпических подвигах, убитых фрицах и боях на Балтике. Я же, стоя в сторонке, только улыбался.
Дело в том, что взрослые — отец и дед — частенько посмеивались над байками нашего соседа. Когда я впервые пересказал им очередной вариант военных действий и, в качестве аргумента, привел отсутствие конечности у рассказчика, дед хохотнул:
— Ага, на войне оторвало — когда в военкомат тащили!..
Бабушка же, которая раньше жила с тем соседом в одном селе, рассказала мне горькую правду. Он, еще молодой парень, в середине 60-х неловко ссыпался под проходящий поезд — очевидцы говорили, что спешил через переезд с бутылкой «беленькой» — явно не первой.
Став взрослее, я и сам понял, почему сосед не мог быть героем — родился он незадолго до начала войны и уж никак не мог защищать Сталинград и теснить немца к Одеру.
* * *
А вот мои деды были немногословны. В войне они участвовали, остались живы.
Первый пришел с фронта без ноги — попали разрывной пулей и спасать конечность было бессмысленно. До самой смерти ежегодно проходил ВКК, подтверждал, что инвалид.
Второй еще в 42-м, даже не понюхавши пороху, угодил в плен со «знаменитой» власовской армией. Попал в концлагерь, три раза бежал, но неудачно — группу «русских свиней» ловили, нещадно били и возвращали обратно в лагерь.
В четвертый раз удача улыбнулась им. Пленные сумели добраться до линии фронта, где их ждал «горячий» прием — арест и снова высылка в лагерь, но уже в советский.
Из Сибири, после окончания войны и смерти Сталина, дед вернулся молчаливым, женился на моей бабушке. На власть не роптал — как советский человек понимал, что «так надо было». О своей судьбе, плене, ссылке он рассказывал лишь бабушке, которая только после его смерти поведала нам, внукам, правду.
* * *
На днях в маршрутке краем уха услышал разговор: женщина рассказывала подруге, как дети/внуки/правнуки осаждают архив с просьбами «найти что-нибудь про героическое прошлое» их родственника:
— На все готовы, лишь бы заполучить подтверждение. И нас умоляют, и к начальнику ходят, даже деньги предлагают. А где мы им возьмем эти документы, если они не сохранились или их вообще не было…
Я поймал себя на мысли, что со временем стирается граница подтвержденной реальности. Сейчас, по-моему, уже невозможно определить степень участия в Великой Отечественной Войне каждого солдата.
Поэтому, по умолчанию, я благодарен им всем. За свое мирное детство, за мирное детство своих родителей… За все… Пока мы помним о вас — погибших или умерших недавно — вы всегда живы в нашей памяти.
А живым — дай бог здоровья!