ВИЧ. Глава пятая. Холодная осень

Я залпом опустошил банку пива, потянулся за второй. Чолпон сидела у костра, поникшая, вороша горевшие дрова веточкой.

— Давно? — спросил я, закуривая.

Потерявший для меня вкус табачный дым лез в глаза.

— Четвёртый год пошёл. Первая моя любовь. И последняя, не считая тебя. Он и сам не знал, пока я медосмотр не стала проходить…

Я с трудом собирал мысли в своей голове. Что я знал об этом? Фредди Меркьюри, неизлечимая болезнь, смерть от обычных инфекций, с которыми здоровый организм справляется за считанные дни. Передается с кровью или половым путём. Мой случай. Винить кого-то, кроме себя, было бессмысленно. Идиот, неудобно ему было. Вторым гондоном не запасся, пожадничал новую коробку покупать.

Четкое осознание того, что через некоторое время я стану потенциальным трупом, не приходило. Мозг упрямо отвергал реальность, твердил, что это сон, что сейчас я проснусь, и всё будет хорошо.

На часах была уже половина первого ночи, сентябрь.

— И что мне теперь делать? — спросил я.

— Идти в СПИД-центр. Если скажешь, что это я, меня посадят.

— Почему?

— Я на учёте. Я знаю, что больна. Я не имела права с тобой встречаться.

— Я не скажу.

— Как хочешь. Дело твоё, — Чолпон перестала ворошить угли и села на другой край бревна. — Я и так уже наказана тем, что люблю тебя и сделала это с тобой. Если бы мне сейчас предложили бы отдать жизнь за твое здоровье, я бы не задумывалась. Хотя, кому нужна моя жизнь. От неё ничего осталось.

— А сколько лет… ещё осталось?

— Не знаю. Никто не знает.

***

Страшно хотелось пить. В сознании возникали водопады, озёра и горные родники. А в горле стояла великая сушь и, кажется, похрустывал горячий песок. Так сильно я не нажирался, пожалуй, последние лет пять.

Не открывая глаза, я провёл рукой внизу, вдоль кровати. Где-то на краю памяти сохранилась информация о заначенном на утро пиве. Вот она, банка, слегка влажная и, кажется, не пустая. Потом ещё пару минут я лежал с закрытыми глазами. Вот, полегчало.

За окном почти рассвело, несмотря на хмурые тучи. Смартфон гонял по экрану цифры «06:25». А это значило, что у меня есть три часа, чтобы привести себя в порядок и потом завершить все командировочные дела.

А, собственно говоря, чего я так вчера нажрался? Были ведь совсем другие планы, не связанные с крепкими напитками. Так, начинаем рассуждать логически: выходной, Орёл, Чолпон. Так, а где она?

Комната была пуста. Я перешагнул через свои, снятые как попало, лежащие комком джинсы и прошёл по квартире. Кухня, ванная, туалет. Никого. Нет её обуви, заколок, браслета, который она клала вот на этот столик.

Опёршись на правую руку, я почувствовал боль. Костяшки были содраны, сустав немного припух. Не успев испугаться, я поймал кадр из воспоминания: бью с размаху… в ствол дерева. И ещё. И ещё. Бегу. Убегаю. Убегаю от неё. Ненавижу её. Ненавижу?

Я всё вспомнил.

***

Я слушал её историю, как пересказ мелодрамы. Актёров на мыло, режиссёра — на стиральный порошок. Да, сюжет банальный, но что-то в этом есть. После третьего литра в голове всплыл вопрос: «Почему она это скрыла?».

Тупой вопрос. Никто не станет строить отношения и даже встречаться с такой миной замедленного действия. Но в тот момент мне казалось, что ответ Чолпон может помочь, как защитное заклинание или мантра. Скажет — и сразу понятно, что делать и как выбираться из всего этого.

Мы затушили костёр и вышли из парка. В магазине я купил ещё пива и, зачем-то, коньяк. Она всё рассказывала и рассказывала, но среди этих слов не было нужного мне ответа.

Перед домом, где находилась моя съемная квартира, я увидел школьный стадион, уже заваленный осенней листвой. Утром листвы почти не было, видимо, постарался днём сильный ветер. Пахло землёй и сыростью, угасанием. Запах мне понравился — отвечал настроению — и мы присели на недоломанную скамейку трибуны.

Я скрутил голову коньяку, глотнул. Покосился на Чолпон. Она продолжала говорить, смотря куда-то в листья, не на меня. Глотнул ещё, запил пивом. Она продолжала.

Листья пахли. Так будем пахнуть и мы с ней, возможно всего через несколько лет. «И меня закопа-а-ают, тру-ля-ля, тру-ля, тру-ля-ля-ля-ля» — ворохнулась в голове строчка из песни. А лучше сжечь. Чтобы наверняка. Мы не имеем права жить и портить жизнь другим.

Почему мы? Точнее, почему я? Это же она, это всё она. Она не сказала и я расслабился. Можно же иногда расслабиться? Нельзя же за такую мелочь сразу так больно? Нельзя. Сейчас бы кого-нибудь стукнуть. Её не надо, она девушка. А вот дерево…

И я убежал. Я не мог больше видеть её. Никогда.

***

— Во вкладке «Заказы» вы можете создать новый заказ, сформировать его из элементарных товаров: печатного материала и расходных материалов. Задайте размер изделия и тираж, чтобы увидеть, хватит ли материала. Добавьте необходимые услуги: биговку, резку или сшивку. После опубликования заказа все расходные материалы автоматически резервируются, рассчитывается окончательная стоимость заказа.

Три девочки-менеджера усердно шелестели клавиатурой, следуя моим указаниям. Обучение проходило успешно. Программа работала, директор, довольно улыбаясь, смотрел на экран монитора, где появлялись цифры и сводки по текущей работе типографии, включая производственный цех.

Я ещё раз проверил лог и, не обнаружив сбоев, очистил его от предыдущих тестовых записей:

— С этой минуты начинается настоящая работа с системой. Мои поздравления, пользуйтесь, со всеми вопросами обращайтесь в техподдержку.

Поезд вечером. Мимо просочился, звякнув пакетом, усланный ранее и шёпотом сотрудник. Значит, предстоит фуршет-банкет, пожелания хорошей дороги и сопровождение до вагона. Что ж, не будем препятствовать.

— Виктор, спасибо огромное за работу. Позвольте вас поблагодарить и пригласить… — рука директора сделала радушный полукруг, указывая на приоткрытую дверь, откуда уже пахло закуской и чем-то спиртным.

В голове резко сократился сосудик, напоминая об утренней боли. Но сразу затих. Пришедшую было вслед за ней мысль я скомкал и выбросил за край сознания:

— А паркуа бы не па, Сергей Филимонович? — сверкнув зубами, риторически произнёс я и прошёл вперёд.

***

Гостей, прибывающих впервые, Петербург вовлекает в свою атмосферу задолго до Московского вокзала. Сначала короткая остановка в Колпино. Просто стоим и ждём, когда мимо простучит товарняк или, качнув вагоны воздушной упругой волной, просвистит «Сапсан».

Густая тёмная зелень, чуть подернутая желтизной, сменяется высотками окраин. Плывут бесконечные цистерны на Сортировочной. Появляется и исчезает Обводный канал, бегут невысокие старые дома вдоль путей. Всё медленнее и медленнее. Край платформы. Стайки встречающих. Ещё медленнее. Пф-ф-ф. Стоп. Добро пожаловать в культурную столицу!

Ещё позавчера я бы стоял в тамбуре одним из первых, нетерпеливо ожидая, пока проводник откроет дверь на перрон. Необходимо оставить позади приезжих, которые будут, озираясь, брести по платформе с чемоданами и сумками. Чтобы как можно быстрее нырнуть в метро, скатиться по эскалатору. Чтобы быстрее попасть домой, принять душ, смыть с себя ночной пот и железнодорожные запахи.

Сегодня же я сидел, наблюдая, как волокут по проходу рюкзаки и баулы, как лавируют против потока встречающие, как капризничают дети, которых разбудили ни свет ни заря, чтобы успеть сводить их в туалет.

Вышел самым последним, шагая за чемоданом-ветераном: он подвиливал одним колесом, поскрипывал другим, но верно тащился вслед за хозяином. В здании вокзала поток пассажиров разделился. Одни шли прямо — на площадь с надписью «Город-герой Ленинград». Другие — налево и вниз, в метро. И я с ними. Турникеты, эскалатор, красная ветка. Следующая станция — Владимирская.

Пересадка на Технологическом институте — просто перейти к другой стороне платформы и сесть на поезд синей линии: даже приезжие привыкают к этому манёвру за считанные разы. Главное, не запутаться и остаться около этой двери, которая больше не откроется до самого Купчино.

Конечная. Пожалуйста, освободите вагоны. Подземный переход к автобусам. Две остановки и ты дома. Я ещё до конца это не осознал, но где-то внутри меня уже отсчитывают секунды невидимые часы. Их пока можно заглушить делами, разговорами, эмоциями, выпивкой. Пока можно.